Между тем Виктор Анатольевич Панкратов, с явным осуждением поглядывая на группу питерцев, говорил именно о вчерашнем убийстве президента крупнейшего в Северо-Западном регионе концерна Дмитрия Дмитриевича Вараввы, с которым, как выяснилось, был лично знаком новый, недавно избранный Президент Российской Федерации. Не требовалось большого ума, чтобы понять: весь пафос выступления министра внутренних дел Панкратова был наверняка продиктован уже состоявшимся нелегким для него разговором в кремлевском кабинете.

Далее министр, оттолкнувшись от конкретного вопиющего факта, вернулся к сводке, подготовленной аппаратом, по поводу состояния дел с преступностью. Не о борьбе с ней, а именно о преступности, как таковой. Цифры, которые он при этом приводил, были действительно впечатляющими: за последние несколько лет девять тысяч умышленных убийств, более двадцати только за прошедшие три месяца. Причем выполненных по заказу. То есть практически нераскрываемых. И вот теперь уже, перейдя, собственно, к деятельности правоохранительных органов Петербурга, министр буквально излился желчью в адрес местного милицейского руководства, обильно цитируя при этом президента. А цитаты эти, при всем умении нового президента сдерживать свои эмоции и касаться исключительно фактов, казались поистине убийственными. Или же таковыми представлялись присутствующим на коллегии в интерпретации Панкратова.

Грязнову, да и не только ему, было хорошо известно о, скажем так, натянутых, если не вовсе не приязненных отношениях нового президента с питерским губернатором Алексеевым. Они сложились таковыми еще в прежние годы, когда нынешний президент еще работал в Петербурге, а одно время даже постоянно контактировал с Алексеевым. Дальнейшие дороги, как говорится, у них разминулись, но высокая политика снова свела не то чтобы бывших врагов, но что не друзей – это точно.

Алексеев, губернаторский срок которого заканчивался в ближайшие месяцы, вовсе не собирался оставлять свой важный и в экономическом, и, разумеется, в политическом смысле пост. У президента же, если верить пиаровским слухам, были на этот счет совсем иные планы. И борьба тут, судя по всему, обещала быть весьма драматичной.

С другой стороны, не совсем понятен был в данный момент и пафос Панкратова. Ведь, опять же по слухам, вероятно не без оснований циркулировавшим в здании министерства на Житной улице, а кроме того – в Думе на Охотном ряду, не говоря уже о Белом доме на Краснопресненской набережной, нынешний министр внутренних дел и петербургский губернатор были связаны крепкой и давней дружбой. Чуть ли не учились вместе. Но слухи слухами, а вот факты – вещь упрямая. И было доподлинно известно, что во время прошлогоднего скандала, возникшего в северной столице, когда в прессу были сброшены сведения о привлечении бюджетных денег во время предвыборной кампании Алексеева, боровшегося за губернаторское кресло, не кто иной, как Виктор Анатольевич Панкратов, срочно оказавшийся тогда в Петербурге, сумел как-то повлиять на думскую комиссию, занимавшуюся расследованием этого грязного дела. После чего оно само собой и заглохло. Как было сказано, оно оказалось спровоцированным злостными измышлениями, активно распространяемыми оппонентами действующего губернатора. В общем, довольно темная история, которая на фоне происходящего в России выглядит обычными предвыборными пиаровскими играми. Пиар, как объяснил Грязнову племянник Денис, – от английского «паблик релейшнз», то есть связь с общественностью. А тут – та еще связь и с той еще общественностью...

«Засоряют родную речь черт-те чем!»– возмущался Грязнов, понимая в то же время, что их маразм уже давно вторгся в российскую жизнь и, накладываясь на маразм отечественный, однажды выдаст такой букет, что кое-кому мало не покажется...

После уничтожающего выступления министра, помянувшего, по известному выражению, всуе и все руководство региона – вот тебе и лучший друг губернатора Алексеева! Ну просто думай что хочешь! – пришлось выступить начальнику Петербургского ГУВД, который уже понял, что дни пребывания его на генеральской должности сочтены. Речь его была вялой, оправдывающейся, констатирующей всем давно известные факты. Ничего нового или конкретного он не предложил, в основном ссылался на объективные трудности, как то: отсутствие средств на агентурную работу, на следственные мероприятия, даже на топливо для транспортных средств, не говоря уже хотя бы о малом повышении окладов действующим сотрудникам. Вещи не новые, всем надоевшие и решаемые, главным образом, в постановлениях, а не на практике. Одним словом, сказано было немало, а по существу – ни о чем.

Грязнов с сожалением слушал безликое и абсолютно некритичное выступление, но думал не о судьбе начальника, а о Викторе Петровиче Гоголеве, которого, под общую косу, может достать руководящий гнев. Питерскому угро тоже особо нечем было похвастаться, хотя сыщики – и это отлично знал Грязнов по собственному опыту – там работали практически на износ. А что касается заказов, то тут вовсе нет никакой необходимости иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что все громкие убийства последних лет являются в той или иной степени результатом криминальных разборок, в которых участвуют уже не просто воры в законе или криминальные авторитеты, а бери гораздо выше – большой бизнес, не успевший переделить якобы бесхозную государственную собственность, и государственные чиновники, оседлавшие такой высокий уровень, до которого иному сыщику и в жизнь не добраться... Вот Витьку будет жалко.

Однако вопреки ожиданию большинства присутствующих на министерской коллегии никаких незамедлительных оргвыводов Панкратов делать не стал. Напротив, будто проникшись безмерными заботами питерских товарищей, он снизил тональность разноса, подведя общий смысл жесткого разговора к тому, что, по мнению президента и его собственному, питерцам придется очень много поработать, чтобы восстановить к себе доверие и лично президента, и Министерства внутренних дел.

Опять, значит, общие слова... Гора родила мышь... Нет, сказал в завершение министр, прежде чем перейти к другим вопросам, помощь питерцам будет несомненно оказана. По указанию генерального прокурора, с которым министр имел встречу накануне, в Питер будет направлена бригада следователей из Генпрокуратуры, которые и покажут местным кадрам, как надо работать в современных условиях, когда почти повсюду в стране идет процесс сближения криминала с госчиновничеством на политической и экономической основе.

Грязнов дождался Гоголева в вестибюле здания министерства. Виктор был мрачен.

– Ты хоть пообедать-то успел? – спросил Вячеслав.

– Да когда?.. – отмахнулся Гоголев. – Ну как тебе наш?

– Молочный кисель. – Грязнов с детства ненавидел это блюдо. – Но, видно, все-таки попал в нужную струю. Не стал обострять и вроде бы даже принял все обвинения в свой адрес, хотя ни в одном не признался. Это, брат, большая наука, нам с тобой не по плечу.

Гоголев с сомнением посмотрел на приятеля, но промолчал.

– Надеюсь, у тебя на вечер никаких мероприятий не запланировано?

– Мы уезжаем «Стрелой», – ответил Виктор Петрович.

– Тогда плюй на свое начальство и поехали обедать, – решительно предложил Грязнов. – Если будут вопросы, скажешь, что проводил консультации с коллегами из МУРа. А я подтвержу...

Отправились традиционно в «Узбекистан», где у Грязнова был кабинетик, в котором можно было говорить о чем угодно и в абсолютно спокойной обстановке. Ну а кроме всего прочего, еще и кухня! Та еще, настоящая, из славного социалистического прошлого.

По дороге Виктор спросил:

– Так чем же тебе понравилось выступление нашего генерала?

– А разве я сказал, что понравилось?

– Тогда я не понял?..

– Мы поговорим... – Грязнов кивнул на шофера Мишу.

Обсуждать руководство в присутствии подчиненных, даже тех, кому веришь, начальник МУРа не считал необходимым. Любой человек слаб, а формула: «Слово – не воробей, поймают – вылетишь» – была как нельзя более актуальна. Гоголев посмотрел на Вячеслава Ивановича и усмехнулся.